Фернан Бродель

Бродель (Braudel) Фернан (4 августа 1902, Люневиль, Мёз - 28 ноября 1985, Париж) - французский историк, социальный мыслитель, один из основателей новой парадигмы современной исторической науки. Закончил Сорбонну (1923). Участвовал во 2-й мировой войне, в 1940-1945 годы был в плену. В 1947 защитил диссертацию. В 1946 году стал одним из основателей журнала «Анналы». С 1949 возглавлял кафедру современной цивилизации в Коллеж де Франс. С 1962 года администратор Дома наук о человеке. Предложил новую методологию синтеза социальных наук, выделив структуры социального времени. Критикуя традиционную историографию, основанную на описании исторических событий, измеряемых короткими хронологическими единицами, Бродель вводит понятие «времени больших длительностей» (la longue duree). Именно с помощью этого понятия историческое исследование может сделать своим предметом демографические процессы, изменения экономических и социальных конъюнктур, цикличные колебания производства, обмена и потребления. Субъектом истории при подобном подходе оказываются не отдельные исторические индивиды, а медленно изменяющиеся во времени структуры - «системы достаточно устойчивых отношений между социальной реальностью и массами». Выделение нового измерения истории и специфического исторического субъекта в виде структур позволило Броделю создать оригинальную модель исторического исследования, широко используемую историками во 2-й половине 20 века. Сначала рассматриваются географические, демографические, агротехнические, производственные и потребительские условия материальной жизни, или, как называет их Бродель, «структуры повседневности». Затем анализируются собственно экономические структуры общества, связанные со сферой обмена (рынки и ярмарки, биржи и кредиты, торговля и промышленность) и возникающие на их основе социальные структуры, начиная с простейших торговых иерархий и заканчивая, если того требует предмет исследования, государством. Наконец, в последней части исследования показывается, как в результате взаимодействия выявленных ранее структур возникает собственно предмет исследования, будь то мир экономики современного капитализма («Материальная цивилизация, экономика и капитализм», 1992) или современная Франция («Что такое Франция?», 1997).

Ф. Н. Блюхер

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. I, А - Д, с. 311.

Бродель (Braudel), Фернан (p. 24.VIII.1902) - французский историк, руководитель французского Центра исторических исследований, проф. Коллеж де Франс, заведующий VI секцией "Экономич. и социальные науки" в Ecole pratique des Hautes Études, редактор журнала "Annales Economies, Sociétés, Civilisations". Наиболее значительная работа Броделя "Средиземное море и средиземноморский мир во времена Филиппа II" ("La Méditerranée et le monde méditerranéen а l"époque de Philippe II", 1949) содержит большой материал по географии, экономике и истории Юго-Западной Европы во 2-й половине 16 века, особенно интересны данные о торговле и денежного обращении. В методологических вопросах Бродель во многом следует за Л. Февром. Он исходит из необходимости познания закономерностей общественного развития, придает большое значение явлениям экономики. Выступая за широкое использование в исторических исследованиях материала ряда смежных наук (географии, демографии, психологии и др.), Бродель иногда переоценивает их роль в процессе исторического познания. В частности, преувеличение Броделем влияния географической среды приводит его на позиции так называемой "геоистории". Переоценивает Бродель также значение в развитии общества торговли, движения спроса и предложения.

Ю. Л. Бессмертный. Москва.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 2. БААЛ - ВАШИНГТОН. 1962.

Сочинения: Navires et marchandises а l"entrée du port de Livourne (1547-1611), R., 1951 (совм. с R. Romano); Les responsabilités de l"histoire, "Cahiers internationaux de sociologie", 1951, v. 10, р. 3-18; Histoire et sciences sociales. La longue durée, "Annales. E. S. С.", 1958, No 4, р. 725-753.

Бродель (Braudel) Фернан (1902-1985) - французский историк-мидиевист, представитель школы "Анналов", возглавивший редколлегию журнала "Анналы: экономики, общества, цивилизации" в 1956. Окончил лицей Вольтера и Сорбонну. С начала 1920-х до середины 1930-х Б. - преподаватель одного из лицеев в Алжире (первая научная статья - "Испанцы в Северной Африке" - была опубликована в 1928). С 1949 - заведующий кафедрой современной цивилизации в Коллеж де Франс, председатель жюри по защите диссертаций по истории. Главный администратор созданного по его инициативе "Дома наук о человеке" (с 1962). Почетный доктор университетов Брюсселя, Оксфорда, Мадрида, Женевы, Варшавы, Кембриджа, Лондона, Чикаго. Основные сочинения: "Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв." (в 3-х томах, 1979; т. 1 был издан в 1967), "Средиземноморье и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II" (1949), "История и социальные науки. Длительная временная протяженность" (1958), "Записки об истории" (сборник статей, 1969) и др.

Главными характеристиками понимания истории по Б. выступают определенная "конфронтация" географии и собственно истории (главный "персонаж" исторического исследования у Б., как правило, - географический ареал), а также весьма своеобычная диалектика пространства - времени, находящая свое выражение в идеях эшелонированности исторической действительности и циклического характера эволюции общества. Б. полагал правомерным рассмотрение исторической реальности в разных преломлениях, помещая быстротечные событийно-политические феномены на ее верхний уровень, долговременные социально-экономические тенденции - на средний, и, наконец, вневременные природно-географические константы - на нижний.

Теория о множественности времен в истории (предшественником Б. в которой выступал Г.Гурвич) постулировала таким образом наличие трех основополагающих типов длительности, присущих разным уровням исторической реальности: а) "время чрезвычайно большой протяженности", протекающее на природном (время природных ритмов) и макроэкономическом (время экономических структур) уровнях и "как бы неподвижное"; 6) время больших "циклов" и хозяйственных "конъюнктур" (длящееся в социальной сфере); в) краткое и "нервное" время "короткого дыхания" - время событий. Человеческая свобода оказывается, по мнению Б., не более чем "пеной" на поверхности "океана" неподвижных "структур". Анализируя в традициях "Анналов" течение "глобальной истории", Б. вычленяет в ее границах экономическую, социальную, политическую и культурную "системы", включающие в себя далее ряд "подсистем". По Б., "согласно этой схеме, глобальная история (или, лучше сказать, история, имеющая тенденцию к глобальности, стремящаяся к тотальности, но никогда не могущая стать таковой) - это исследование по меньшей мере этих четырех систем самих по себе, потом в их взаимоотношениях, в их взаимозависимости, их чешуйчатости". Реконструкция глобальной истории являет собой у Б. уяснение динамики взаимосвязанных уровней исторической действительности, которая осуществляется не в форме их единонаправленной, синхронизированной и равноускоренной эволюции, а представляет неравномерные и смещенные во времени движения, поскольку каждой исторической реальности свойственен собственный специфический временной ритм. (Применительно к исследованию "Средиземноморье и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II" Б. отмечал: "единственная проблема, которую мне нужно было решить, заключалась в том, чтобы показать, как разные времена движутся с разной скоростью".)

Легитимизировав в научном обороте исторической науки понятие "длительная временная протяженность" (longue duree), Б. подчеркивал, что главной сферой его исследовательских интересов является "почти неподвижная история людей в их тесной взаимосвязи с землей, по которой они ходят и которая их кормит; история беспрерывно повторяющегося диалога человека с природой... столь упорного, как если бы он был вне досягаемости для ущерба и ударов, наносимых временем". Осуществляя в ставшем классическим исследовании "Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв." детальный анализ трех пластов экономической жизни человечества (материальной повседневности, рыночной экономики и капитализма) в их эволюции, Б. пытался ответить на вопрос, сформулированный в первом издании первого тома книги в 1967: "...каким образом тот строй, та сложная система существования, которая ассоциируется с понятием Старого порядка... могла прийти в негодность, разорваться; как стало возможным выйти за ее пределы... Как был пробит, как мог быть пробит потолок? И почему лишь в пользу некоторых, оказавшихся среди привилегированных на всей планете?" Архитектоника монументального труда Б. оказывается созвучной его трактовке природы и сущности общественных процессов, имевших место в данный исторический период.

Первый том был посвящен рассмотрению структур повседневной жизни людей, которые, согласно Б., выступали в качестве "правил, которые слишком долго удерживали мир в довольно трудно объяснимой стабильности". Содержание второго тома демонстрировало процессы сосуществования и постепенного взаимопроникновения структур рыночной экономики, с одной стороны, противостоявшей, по Б., "массиву инфраэкономики", т.е. материальной повседневной жизни людей (питание, одежда, жилище, техника, деньги), - с другой. Приметы же капитализма в этот период Б. усматривал в спекулятивных операциях, торговле на дальние расстояния и процедурах банковских кредитов. Третий том излагал возможные подходы к проблеме организации истории мира во времени и пространстве: эксплицировались механизмы чередования (на протяжении пяти или шести веков) господства определенных экономически автономных регионов планеты (Венеция, Генуя, Англия и т.д.). Исторические изыскания Б. не только (в известной степени вопреки "историко-психологическому духу" "Анналов") продемонстрировали возможность создания экономически-центрированной, однако при этом полифакторной истории общества, но и явились образцом сочетания классических традиций системной философии истории и новаторских интеллектуальных методик и приемов второй половины 20 в. (См. также "Анналов" школа.)

А.А. Грицанов

Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1998.

Далее читайте:

Философы, любители мудрости (биографический справочник ХРОНОСа).

Исторические лица Франции (биографический указатель).

Историки (биографический справочник).

Сочинения:

La Mediterranee et le monde mediterraneen a l"epoque de Philippe II. P., 1949;

Что такое Франция? M., 1997;

Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. М., 1992.

Высшая слава школы анналов. Она стала наиболее крупной в мире.

Бродель стал во главе этой школы и при жизни получил большое признание. Он был почетным доктором многих университетов (Кембридж, Оксфорд), в Чикагском университете был создан Научный исследовательский центр имени Броделя.

На рубеже 70-х годов произошло свержение короля Броделя. Во главе журнала «Анналы» стала коллегия. Хотя он и был членом редколлегии журнала, фактически отошел от работы, т.к. они практически отошли от идеи синтеза, началось развитие идеи постмодернизма.

Бродель - это второй этап школы анналов.

Его работы - были работы без персонажей. Его упрекали в экономическом и историческом детерминизме. Бродель отличался по своей направленности исследований от Блока и Февра.

Бродель родился в семье математика в маленькой деревушке на севере Франции. Бродель отдал предпочтение состояниям, длительным процессам, а не конкретным событиям.

Бродель учился в Париже. Закончил лицей Вольтера, затем Сорбонну. По окончании Сорбонны уехал в Алжир во французскую колонию, и преподавал здесь. Его очаровало средиземноморье, и у него созрел замысел связать свою первую работу со средиземноморьем. Как наследник Сорбонны: «Филипп 2. Испания. Средиземноморье». Бродель вступил в переписку с Февром. В итоге на первое место в этой работе вышел не Филипп 2, а средиземноморье. В середине 30-х работа над книгой прервалась, поскольку Броделя пригласили в Бразилию, где преподавал в университете Сан-Паулу. Там он познакомился с Леви-Строссом (классик структурологической антропологии).

На обратном пути из Бразилии в Европу Бродель пересекся с Февром. Закончилось все дружбой. Февр стал рассматривать Броделя как своего наследника. В 1938 году Бродель получает направление в практическую школу высших исследований в Париже. Здесь он завершает подготовительный этап своей книги. Но начинается война, Бродель идет на службу и попадает в плен. Бродель в течение всего времени продолжает писать книгу. Писал по памяти и посылал черновики Февру. В 1949 году публикует книгу, которая стала сенсационной.

Эта книга была своеобразным ответом на Освальда Шпенглера. Кризис - это падение, это регулярно повторяющееся в истории. Кризис - это регулярное явление цивилизации, за этим неизбежно следует стабильность. В итоге происходит нормальное развитие, которое не приводит человечество в тупик.

16 век по Броделю - век равновесия, когда только означились признаки заката средиземноморья.

На страницах своей работы Бродель нарисовал широкую панораму жизни народов, окружающих средиземноморья во второй половине 16 века. Жизнь, которую автор пытался показать во всей ее целостности. Целостность судеб природы и человека. Книга распадается на три части, в соответствии с тем ритмом движения истории, который Бродель считал правильным.

Роль среды.

Коллективные судьбы и общее движение.

События, политика и люди.

Первая часть посвящена почти неподвижной истории - история человека в его взаимоотношениях с окружающей средой. Как правило это повторяющиеся однообразные циклы.

Поверх этой истории располагается история в медленном ритме. Медленная история - это история структур - социальная история; история групп, история коллективов.

Третья - быстрая, событийная история. Это история не в общечеловеческом, а в индивидуальном течении. Это мир страстей, событий, смысл которых можно понять только в большой перспективе.

Т.о. у Броделя есть время географическое, социальное и индивидуальное.

Непрерывная связь истории и пространства в их взаимодействии, их взаимовлиянии. Пространство олицетворяется в средиземноморье. Соответственно с описания людей, обитавших средиземноморье, начинается описание. Но о географической среде писали и до Броделя. Но у Броделя географическая среда - это не просто фон или условие, а то, что активно взаимодействует. В первую очередь речь идет о море - оно становится историческим персонажем, который непосредственно влияет на жизнь. 1) Бродель обратился к геологии, океанологии, географии. Но к географической среде Бродель подходит не как природовед, а как историк. Все сведения, касающиеся средиземноморья временной характер. Т.е. каждый раз указывается, что это средиземноморье именно 16 века. 2) географическая среда - это не безусловный фактор, который подчиняет себе человека. Напротив, Бродель подчеркивает, что среда и исторический человек взаимно дополняют и изменяют друг друга. Значительная часть усилий человека того времени, как раз направлено на получение господства над природой. Средиземноморье - это не география; цельность средиземноморья обеспечивается не морем, а населяющими его народами. Его интересует как море соединило в одно целое народы.

Сочетание среды и процессов и является фундаментом для событийной истории. Здесь мы видим войны, политические портреты, интриги. Бродель приходит к выводу, что реальная история совершается одновременно на нескольких этажах-уровнях, которые между собой взаимосвязаны.

В результате этой работы популярность Броделя стала не только общефранцузской, но и общеевропейской.

Бродель наследует все посты Февра.

В 1962 году правительство назначает его главой «Дома наук о человеке».

Новый мир - почему же не новая история. С точки зрения Броделя, новая история должна была стать фундаментальной объясняющей наукой, объясняющей закономерности. Для этого история должна опираться на данные всех смежных наук о человеке, об обществе. Отсюда является идея междисциплинарного подхода. Бродель говорил, что история должна занимать интегрирующее, главенствующее положение.

Предмет исторических исследований - время, большой протяженности. На коротких промежутках времени нельзя понять истории.

Есть множественность скоростей социального времени. В теоретическом плане эта теория множественности скоростей была раскрыта в журнале История и общественные науки в статье «Историческая длительность» (1958). В этой статье Бродель говорит о трех скоростях - короткая, средняя и долгая. Они соразмерны друг другу, поскольку измеряются в разном масштабе.

Вся основная масса историков до этого занималась историей событий (выполняли функцию журналистов, социологов, и т.д.), а не историей длительности.

Новая история - это история социальная и экономическая, которая протекает в среднем и длительном времени.

Динамические структуры нельзя понять в коротком времени. Нужно, чтобы представители социологии и т.д. овладели языком истории.

Для того, чтобы изучать производство, демографические процессы, необходимы длительные временные масштабы. Не менее, чем среднее время. Но особенно важны сверхциклы, которые охватывают столетия. Это такие циклы, как рост и падение цен. Все великие структуры в мире обладают своим собственным ритмом жизни. Наука история будет только тогда эффективной, когда сможет охватить эти циклы. Центральное место в новой истории Бродель уделяет понятию «структура». Под структурой понимается организация, порядок, система достаточно устойчивых отношений между социальной реальностью и массой. Структура господствует во всех долговременных процессах.

Структура является опорой и препятствием исторического движения.

Можно отказаться от традиций, но при этом рухнуть в пропасть.

В этой теории явно прослеживается пренебрежением коротким временем. Явное противопоставление структур и событий. Процессы сотканы из отдельных событий. Вряд ли можно понять процесс, относясь пренебрежительно к событиям.

Обобщение идей Броделя получило в книге «Материальные цивилизации. Экономика и капитализм в 15 - 17 веках». 3 тома.

Сама экономика в первую очередь раскрывается через эту сферу. Все три тома пронизывает центральная тема перехода от одной экономической системы к другой. Бродель ставит вопрос - почему старый режим достигнув какого-то предела распадается? Почему в период своего развития феодальное общество распадается, и далее почему это распад приводит к выгоде небольшой части населения - европейцев?

• 3 этажей экономического развития.
• 1-й этаж: материальная жизнь или цивилизация.
• 2-й этаж, достаточно прозрачный - механизм рынка.
• 3-й этаж: активные иерархические социальные структуры (надстройка). Этот этаж активно искажает в свою пользу обмен, расшатывает порядок в своих интересах. Этаж весьма непрозрачен.
• 1-й том - структура повседневности (возможное и невозможное); 2 том - игры обмена; 3-й - время мира.

Бродель умер как экс-король истории. Ко времени его смерти в истории торжествовали другие тенденции. Уже произошел отказ от идеи глобальной истории. на первое место выдвинулась микроистория.

Второй мир. войны в действующей армии, в 1940-45 в нем. плену. Находясь в лагере для военнопленных (с 1943 - в лагере строгого режима) , лишенный библиотек и архивов, по памяти пишет книгу “Средиземноморье и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II” (в 1947 защищена в качестве дис. , в 1949 вышла в свет) . Встреченная с огромным энтузиазмом, эта книга открыла Б. путь в большую науку. В 1949 Б. становится проф. и зав. кафедрой совр. цивилизации в Коллеж де Франс, в 1956 , после смерти Февра, - гл. редактором “Анналов” (членом редколлегии Б. стал еще в 1946 по рекомендации Февра) и президентом VI секции (социальные и экон. науки) Практич. школы высших исследований. В 1962 основывает Дом наук о человеке и становится его гл. администратором. В 1958 выходит его основополагающая методол. статья “История и социальные науки: время большой длительности” (работы Б. методол. характера представлены в сб. “Труды по истории”, 1969) . В 1979 появляется капитальный трехтомный труд (первый вариант 1-го тома вышел в 1967) “Материальная цивилизация, экономика и капитализм (XV-XV1II вв.) ”. В 1970 Б., ввиду разногласий с ведущими сотрудниками “Анналов” уходит с поста гл. редактора и, формально оставаясь членом нового коллективного руководства журнала, порывает с ним связи, сосредоточившись на руководстве Домом наук о человеке. В конце жизни Б. работает над многотомным исследованием “Самобытность Франции” (не завершено; первые два тома вышли посмертно в 1986) .

Б. - приверженец т.н. “глобальной истории”. “Глобальное об-во” он делит на системы - экон. , социальную, полит., культурную, каждая из к-рых, в свою очередь, разделяется на множество подсистем. Для полного описания “глобального об-ва” необходимо учитывать разные темпы изменений в разных системах. Б., вслед за франц. социологом Ж. Гурвичем и, опираясь на нек-рые идеи М. Блока, предлагает выделить три временных ритма: время большой длительности (longue duree) - время геогр., материальных и ментальных структур, “квазинеподвижное”, в к-ром перемены не ощущаются; время средней длительности - время конъюнктур, циклов, исчисляемых десятилетиями; краткое время - время событий.

Признавая, что “тотальное” описание возможно лишь при учете всех систем “глобального об-ва” и всех временных циклов, Б. сосредоточивает свое внимание на экон. и материальной жизни и, отсюда, на “времени большой длительности”. Полит., событийная история, к-рую и так не слишком жаловали представители Школы “Анналов”, не находит себе места на страницах трудов Б. В фокусе его “Средиземноморья...” находится не политика Филиппа II, а сам этот регион, его геогр. особенности, материальная жизнь, экономика и т.п. Осн. причины истор. перемен лежат, по мнению Б., во “времени большой длительности”; истор. перемены свершаются медленно, незаметно для людей и помимо их воли.

Труды Б. вызвали огромный резонанс в науч. мире, его идеи “longe duree” вдохновили многих последователей, интерес к повседневной жизни стимулировал множество исследователей в этой области. Но, одновременно, как в рамках Школы “Анналов”, так и вне ее, многие положения Б. вызвали возражения. Б. упрекали в том, что он не рассматривает культуру (в “Средиземноморье...”, посвященном 16 в. , почти ничего не говорится о Ренессансе) , истор. события и, главное, человека. По мнению критиков Б., элиминирование человека оборачивается антропоморфизацией природных и социальных условий: в указанной книге о Средиземноморье оно само выступает как действующий субъект; “время большой длительности” из исследоват. приема превращается в реальную самостоят, анонимную движущую силу истории. Люди не столько авторы, сколько актеры драмы истории.

Соч.: La Mediterranee et le monde mediterraneen a 1"epoque de Philippe 11. P., 1949 (4 ed. V. 1-2. 1979); Ecrits sur 1"histoire. P., 1969; L"identite de la France: Espace et histoire. P., 1986; L"identite de la France: Les Hommes et les Choses. Pt. 1-2. P., 1986; История и общественные науки. Истор. длительность // Философия и методология истории. М., 1977; Свидетельство историка // Франц. ежегодник. 1982. М., 1984; Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 1-3. М., 1986-92; Динамика капитализма. Смоленск, 1993; Что такое Франция? Кн. 1-2. Ч. 1. М., 1994-95.

Лит.: Соколова М.Н. Истор. теория Фернана Броде-ля // Франц. ежегодник. 1972. М., 1974; Февр Л. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II // Февр Л. Бои за историю. М., 1991; Гуревич А.Я. Истор. синтез и школа “Анналов”. М., 1993; Lire Braudel. P., 1988.

А.Я. Гуревич, Д.Э. Харитоновым

Культурология. XX век. Энциклопедия . 1998 .

Бродель

Фернан Бродéль (Braudel) (1902-1985)

франц. историк. Окончил Сорбонну (Париж. ун-т); с нач. 20-х до сер. 30-х гг. преподавал в лицеях в Алжире, с 1938 - в Практич. школе высших исследований в Париже. В 1932 познакомился с Л. Февр ом, к-рый оказал на Б. большое влияние. В сер. 30-х гг. приступает к работе над дис. “Филипп II, Испания и Средиземноморье”, привлекая огромный материал, в т.ч. архивный. С нач. Второй мир. войны в действующей армии, в 1940-45 в нем. плену. Находясь в лагере для военнопленных (с 1943 - в лагере строгого режима), лишенный библиотек и архивов, по памяти пишет книгу “Средиземноморье и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II” (в 1947 защищена в качестве дис., в 1949 вышла в свет). Встреченная с огромным энтузиазмом, эта книга открыла Б. путь в большую науку. В 1949 Б. становится проф. и зав. кафедрой совр. цивилизации в Коллеж де Франс, в 1956, после смерти Февра, - гл. редактором “Анналов” (членом редколлегии Б. стал еще в 1946 по рекомендации Февра) и президентом VI секции (социальные и экон. науки) Практич. школы высших исследований. В 1962 основывает Дом наук о человеке и становится его гл. администратором. В 1958 выходит его основополагающая методол. статья “История и социальные науки: время большой длительности” (работы Б. методол. характера представлены в сб. “Труды по истории”, 1969). В 1979 появляется капитальный трехтомный труд (первый вариант 1-го тома вышел в 1967) “Материальная цивилизация, экономика и капитализм (XV-XV1II вв.)”. В 1970 Б., ввиду разногласий с ведущими сотрудниками “Анналов”, уходит с поста гл. редактора и, формально оставаясь членом нового коллективного руководства журнала, порывает с ним связи, сосредоточившись на руководстве Домом наук о человеке. В конце жизни Б. работает над многотомным исследованием “Самобытность Франции” (не завершено; первые два тома вышли посмертно в 1986).

Б. - приверженец т.н. “глобальной истории”. “Глобальное об-во” он делит на системы - экон., социальную, полит., культурную, каждая из к-рых, в свою очередь, разделяется на множество подсистем. Для полного описания “глобального об-ва” необходимо учитывать разные темпы изменений в разных системах. Б., вслед за франц. социологом Ж. Гурвичем и, опираясь на нек-рые идеи М. Блока (см. Блок, Марк), предлагает выделить три временных ритма: время большой длительности (longue duree) - время геогр., материальных и ментальных структур, “квазинеподвижное”, в к-ром перемены не ощущаются; время средней длительности - время конъюнктур. циклов, исчисляемых десятилетиями; краткое время - время событий.

Признавая, что “тотальное” описание возможно лишь при учете всех систем “глобального об-ва” и всех временных циклов, Б. сосредоточивает свое внимание на экон. и материальной жизни и, отсюда, на “времени большой длительности”. Полит., событийная история, к-рую и так не слишком жаловали представители Школы “Анналов” (см. Школа "Анналов"), не находит себе места на страницах трудов Б. В фокусе его “Средиземноморья...” находится не политика Филиппа II, а сам этот регион, его геогр. особенности, материальная жизнь, экономика и т.п. Осн. причины истор. перемен лежат, по мнению Б., во “времени большой длительности”; истор. перемены свершаются медленно, незаметно для людей и помимо их воли.

Труды Б. вызвали огромный резонанс в науч. мире, его идеи “longe duree” вдохновили многих последователей, интерес к повседневной жизни стимулировал множество исследователей в этой области. Но, одновременно, как в рамках Школы “Анналов”, так и вне ее, многие положения Б. вызвали возражения. Б. упрекали в том, что он не рассматривает культуру (в “Средиземноморье...”, посвященном 16 в., почти ничего не говорится о Ренессансе), истор. события и, главное, человека. По мнению критиков Б., элиминирование человека оборачивается антропоморфизацией природных и социальных условий: в указанной книге о Средиземноморье оно само выступает как действующий субъект; “время большой длительности” из исследоват. приема превращается в реальную самостоят. анонимную движущую силу истории. Люди не столько авторы, сколько актеры драмы истории.

Соч. : La Mediterranee et le monde mediterraneen a 1"epoque de Philippe 11. P., 1949 (4 ed. V. 1-2. 1979); Ecrits sur 1"histoire. P., 1969; L"identite de la France: Espace et histoire. P., 1986; L"identite de la France: Les Hommes et les Choses. Pt. 1-2. P., 1986; История и общественные науки. Истор. длительность // Философия и методология истории. М., 1977; Свидетельство историка // Франц. ежегодник. 1982. М., 1984; Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 1-3. М., 1986-92; Динамика капитализма. Смоленск, 1993; Что такое Франция? Кн. 1-2. Ч. 1. М., 1994-95.

Лит. : Соколова М.Н. Истор. теория Фернана Броделя // Франц. ежегодник. 1972. М., 1974; Февр Л. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II // Февр Л. Бои за историю. М., 1991; Гуревич А.Я. Истор. синтез и Школа "Анналов". М., 1993; Lire Braudel. P., 1988.

А.Я. Гуревич, Д.Э. Харитоновым.

Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996

Большой толковый словарь по культурологии. . Кононенко Б.И. . 2003 .

Смотреть что такое "БРОДЕЛЬ" в других словарях:

Бродель, Фернан Фернан Бродель Fernand Braudel Дата рождения: 24 августа 1902(1902 08 24) Место рождения: Luméville en Ornois, Мёз … Википедия

БРОДЕЛЬ (Braudel) Фернан (4 августа 1902, Люневиль, Мёз 28 ноября 1985, Париж) французский историк, социальный мыслитель, один из основателей новой парадигмы современной исторической науки. Закончил Сорбонну (1923). Участвовал во 2 й мировой… … Философская энциклопедия

- (Braudel) Фернан (1902 85), французский историк. Труды преимущественно по социально экономической истории Западной Европы 16 18 вв. Последователь М. Блока и Л. Февра, редактор журнала Анналь... , сторонник использования в исторических… … Современная энциклопедия

Фернан Бродель (фр. Fernand Braudel; 24 августа 1902 27 ноября 1985) выдающийся французский историк. Произвел революцию в исторической науке своим предложением учитывать экономические и географические факторы при анализе исторического процесса.… … Википедия

- (Braudel) Фернан (р. 24.8.1902, Люмевиль, департамент Мёз), французский историк. Руководитель французского Центра исторических исследований (с 1948), проф. Коллеж де Франс (с 1949), заведующий (с 1956) 6 й секцией («Экономические и… … Большая советская энциклопедия

- (Braudel), Фернан (p. 24.VIII.1902) франц. историк, руководитель франц. Центра ист. исследований, проф. Коллеж де Франс, заведующий VI секцией Экономич. и социальные науки в Ecole pratique des Hautes Études, редактор журн. Annales Economies,… … Советская историческая энциклопедия

Советскому читателю предлагается русский перевод изданного во Франции в 1979 г. трехтомного сочинения Ф. Броделя «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV- XVIII вв.». Это-второе крупное исследование Ф.

Броделя. Первое-«Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа И» 1-было опубликовано в 1949 г. В течение тридцати лет, разделяющих эти две даты, Ф. Бродель занимал центральное место во французской историографии. После Марка Блока (1886-1944 гг.) и.Люсьена Февра (1878-1956 гг.)-основателей исторической школы «Анналов»-Ф. Бродель, став общепризнанным лидером этого научного направления, продолжил их «битвы за историю»2, предназначением которой, как они считали, должно было стать не простое описание событий, не беззаботное повествование о них, а проникновение в глубины исторического движения, стремление к синтезу, к охвату и объяснению всех сторон жизни общества в их единстве.

Две основные работы Ф. Броделя и представляют собой конкретную попытку такого исторического синтеза: в одном случае в масштабе крупного Средиземноморского региона XVI в., а в другом-в масштабе всего человечества с XV по XVIII в. Эти работы-высшее достижение школы «Анналов», лучшее выражение присущего этому историографическому направлению способа воссоздания истории, а их автор Ф. Бродель-оригинальный мыслитель, один из крупнейших современных историков, достойный представитель прогрессивной французской интеллигенции, способствовавший укреплению интернациональных связей между учеными всех стран, в частности между французскими и советскими историками. Как исследователь он всегда выбирал непроторенные пути, отыскивал для решения сложные проблемы. Не все они, разумеется, решались одинаково успешно, но в целом творческие поиски Ф. Броделя оказались весьма плодотворными.

Именно этим, очевидно, и объясняется все нарастающий в последние годы интерес к нему во многих странах мира: его труды переводятся на многие языки и издаются большими тиражами, а критическая литература о нем исчисляется на сегодня сотнями названий3. В советской историографии работы Ф. Броделя, его историческая концепция были проанализированы с марксистских позиций, дана оценка его изысканиям как в области методологии истории, так и конкретно-исторических вопросов4.

Публикация в русском переводе работы «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХУ-ХУ1Н вв.» призвана расширить представление советского читателя о творчестве этого ученого.

Ф. Бродель родился в 1902 г. в небольшой деревушке на востоке Франции. Там он провел свое детство, туда он многократно наведывался уже в зрелом возрасте. Эти годы жизни в деревне оставили в нем, по его признанию, глубокий след: «Я еще видел за работой деревенского кузнеца и тележника, бродячих лесорубов; видел, как крутилось колесо старой мельницы, быть может построенной некогда для местного сеньера одним из моих предков»5. Возможно, деревенская жизнь во многом способствовала и формированию свойственного Ф. Броделю мировосприятия, которое нашло отражение в его работах; она наделила его умением внимательно наблюдать за медленным, почти незаметным течением времени, за «мелочами» спокойной повседневности. И видимо, не случайно даже в довольно кратком введении к первому тому «Материальной цивилизации» Ф. Бродель в очередной раз говорит о своих деревенских впечатлениях. Его философско-исторические размышления об отмеченной знаком рутины материальной жизни, о сложных переплетениях различных уровней исторической реальности, о диалектике времени и пространства и тому подобное дополняются воспоминаниями о деревне, которую он хорошо знал и которая «еще в 1929 г. жила чуть ли не в XVII и XVIII вв.».

Г оды учебы Ф. Бродель провел в Париже. Он окончил лицей Вольтера и Сорбонну. Его дипломная работа была посвящена довольно типичной для того времени локальной теме-«Бар-ле- Дюк в первые три года Революции». «Как и всех левых студентов того времени,-писал Ф. Бродель,-меня больше всего привлекала Революция 1789 г.»6

С начала 20-х и примерно до середины 30-х годов (исключая 1925-1926 гг., когда он служил в армии) Ф. Бродель находился в Алжире, читая курс истории в одном из местных лицеев. Это были годы, во многом предопределившие всю его дальнейшую творческую жизнь. Прежде всего отметим обстоятельство, на первый взгляд не столь уж серьезное,- он полюбил Средиземноморье. Совершая поездки по странам Северной Африки вплоть до Сахары, он увидел этот регион как бы с «другого берега». Это, казалось бы, сугубо личное, психологическое обстоятельство повлияло не только на проблематику его исследований, но в значительной мере и на его исторические воззрения в целом.

Пребывание в Алжире способствовало духовному обогащению Ф. Броделя, формированию его политических взглядов. Правда, поначалу, восхищаясь пейзажами Средиземноморья, он и не подозревал, какая социально-политическая, колониальная драма вызревала в этом регионе. «Угрызения совести» 7, как он сам об этом говорит, осознание царящей здесь социальной несправедливости придут к нему несколько позднее. А пока что, особенно с начала 30-х годов, он испытывал огромное беспокойство в связи с событиями, происходившими в Германии.

В 1928 г. Ф. Бродель опубликовал свою первую статью «Испанцы в Северной Африке», а в 1930 г. выступил с докладом на конгрессе французских историков, состоявшемся в Алжире. Примерно в это же время определилась и первоначальная тема его диссертации-«Филипп II. Испания и Средиземноморье». Это была классическая для Сорбонны того времени тема из области политической истории, и в таком ее виде она не таила в себе каких-то особых возможностей для крупных открытий. Научное прозрение Ф. Броделя, а вместе с ним и совершенно иной поворот исследования произойдет где-то в конце 30-х годов, после нескольких лет, проведенных им в архивах разных городов Европы (Парижа, Мадрида, Венеции, Нюрнберга, Аугсбурга, Лейпцига, Дрездена и др.), после прочтения километров отснятых им в хранилищах микрофильмов.

Становление Ф. Броделя как историка происходило в период глубоких перемен в представлениях о социальной сущности современного мира и о физических его свойствах. Прошло совсем немного времени после первой мировой войны и потрясшей весь мир в 1917 г. величайшей в истории революции. В 1929 г. на Западе разразился жесточайший экономический кризис. Устоявшаяся в веках система ценностей стала пересматриваться. Под воздействием открытий, с одной стороны, Бора-Резерфорда, с другой-Лоренца-Пуанкаре-Эйнштейна рухнули вековые представления о микро- и макромире, о способах познания.

В первые три десятилетия XX в. в результате явной неспособности дать научное объяснение исторического процесса потерпели полное банкротство многие копцепции из арсенала традиционной буржуазной историографии, а вместе с ними и доминировавшие в ней школы и направления. У тех обществоведов, которые пытались найти вне марксизма ответы на поставленные жизнью вопросы, назрела потребность в более широких научных обобщениях, в более углубленных раздумьях

о судьбах цивилизации. Выразителями этих потребностей во Франции стали ученые-историки, социологи, географы, экономисты,-которые объединились в сравнительно небольшую группу вокруг созданного М. Блоком и Л. Февром в 1929 г. в Страсбурге журнала «Анналы экономической и социальной истории»8. Основоположники «Анналов» выступили против «прозябавшей в эмбриональной форме повествования» «событийной истории»9 во имя создания проблемной, «синтетической» истории, призванной ставить и решать проблемы. Основную задачу исторической науки они видели в создании всеобъемлющей истории-«истории, которая стала бы центром, сердцем обще- ственных наук, средоточием всех наук, изучающих общество с различных точек зрения-социальной, психологической, моральной, религиозной, эстетической и, наконец, с политической, ю “Ата/е! Е. 5. с.", 1953, экономической и культурной»10. Выступая за обновление исто- р 512- рии, М. Блок и Л. Февр доказывали, что к числу исторических

фактов относятся не только «события» из сферы политической жизни, но прежде всего явления, процессы, в том числе социально-экономического развития. «Анналы» М. Блока и Л. Февра выступили за разработку «истории масс» в противовес «истории звезд», они ратовали за человека-труженика, за историю, видимую не «сверху», а «снизу». В «Анналах» разрабатывалась «география человека», история материальной культуры, историческая антропология, социальная психология и другие остававшиеся до того в тени направления исторических исследований.

В том же русле развивались и творческие поиски Ф. Броделя. Он неоднократно встречался с М. Блоком, со многими из тех, кто объединился тогда вокруг «Анналов», а в 1932 г. встреча с Л. Февром положила начало их дружбе на всю жизнь.

В 1939 г. Ф. Бродель готов был приступить к написанию книги о Средиземноморье. Казалось, все необходимое для реализации этого замысла было налицо: за год до этого он получил назначение в Практическую школу высших исследований в Париже, подготовительная работа была завершена. Но началась война, и Ф. Бродель оказался на фронте. Во время разгрома французской армии он попал в плен и с 1940 по 1945 г. провел в лагерях для военнопленных; сначала он находился в Майнце, а с 1942 г. был переведен в лагерь особого режима в Любеке.

Эти трудные годы Ф. Бродель жил напряженной, до предела насыщенной интеллектуальной жизнью. То были годы раздумий, когда складывалось его видение истории. Не имея под рукой необходимых материалов, но обладая феноменальной памятью, он много работал, исписывая одну школьную тетрадь за другой и регулярно отправляя их Л. Февру. В результате им был написан первый вариант огромной по объему (1160 страниц) и увлекательнейшей по содержанию книги об истории Средиземноморья.

Броделевское видение истории с этого времени определялось прежде всего стремлением понять людские свершения и сделать их понятными для других. Правда, под воздействием той страшной обстановки, в которой оказался весь мир, под воздействием тягостных событий тех лет и на основе уже сформировавшихся у него к тому времени мыслей об истории это стремление преломилось весьма своеобразно. Ф. Бродель всеми силами хотел отойти от событий войны, от повседневности тех трудных лет, но отойти не в смысле отвернуться от них, будто этих событий вовсе нет, а отойти в смысле подняться над ними, взглянуть на них несколько со стороны, увидеть за ними те глубинные силы, овладев которыми можно было бы не допустить, преодолеть эти события. Вот откуда поначалу совершенно непонятное стремление Ф. Броделя к несобытийной истории в то самое время, когда именно события терзали и весь мир, и его самого, вот откуда опять-таки необъяснимое на первый взгляд

его продолжительное, на все время пребывания в лагере, мысленное погружение в XVI век.

Явление в самом деле не совсем обычное: из лагеря для военнопленных особого режима идет поток школьных тетрадей со странными названиями: «В сердце Средиземноморья», «Доля среды», «Коллективные судьбы и общее движение», «Человеческое единство. Пути и города». «Мне необходимо было верить,- пишет в связи с этим Ф. Бродель,-что история, что судьбы человечества свершаются на более глубоком уровне... В невообразимой дали от нас и от наших повседневных бед творилась история, верша свой неторопливый оборот, такой же неторопливый, как та древняя жизнь Средиземноморья, чью неизменность и своего рода величавую неподвижность я столь часто ощущал» п.

От обдумывания темы исследования до публикации книги о Средиземноморье прошло около 20 лет. В 1947 г. Ф. Бродель защитил диссертацию, а в 1949 г. вышла и книга, которая и по форме и по содержанию вписалась в представляемое «Анналами» историографическое направление. В ней, как писал Л. Февр, воплотилось все, «чего на протяжении 20 лет добивались все мы, будь то Марк Блок, Анри Пиренн, Жорж Эспинас или Андре Сайу, Альбер Деманжон, Анри Озе или Жюль Сион-я называю только умерших,-в нашем стремлении создать историю более живую, более продуманную, более действенную, более приспособленную к нуждам нашей эпохи»12.

Эти слова Л. Февра воспроизведены здесь не только потому, что они наиболее точно передают, как было встречено и оценено броделевское «Средиземноморье» его сторонниками во Франции. Они как бы символизируют передачу эстафеты от первого ко второму поколению историков школы «Анналов». Олицетворением первого были Л. Февр и М. Блок (разумеется, как и все названные Февром имена), второго-безусловно, Ф. Бродель.

В послевоенный период Ф. Бродель какое-то время смотрелся как одна из трех вершин французской историографии; две другие-это Эрнест Лабрус (р. в 1895 г.) и Пьер Ренувен (1893-1974 гг.). Но примерно с середины 50-х годов к нему надолго перешло единоличное лидерство. В 1949 г. он становится заведующим кафедрой современной цивилизации в Коллеж де Франс и с этого же времени - председателем жюри по защите диссертаций по истории. С 1956 г., после кончины Л. Февра, он возглавляет журнал, который вскоре после войны обрел теперешнее его название -«Анналы. Экономики. Общества. Цивилизации». С этого же времени в журнале стало все отчетливее проявляться присущее Ф. Броделю видение истории.

Важное значение с точки зрения ориентации значительной части осуществлявшихся во Франции научных исследований имело назначение Ф. Броделя на пост президента VI Секции (исследования в области социальных и гуманитарных наук) Практической школы высших исследований в Париже. Все эти назначения дали Ф. Броделю большие возможности распространять свои идеи, определять направления научных поисков, ориентировать молодых ученых, публиковать книги, воодушевлять размышления о характере и содержании исторической науки, о ее месте в обществе, о ее отношениях с другими социальными науками. В 1962 г. Ф. Бродель становится главным администратором созданного по его инициативе «Дома наук о человеке». Появилась еще одна дополнительная возможность для утверждения того типа исторической науки, за которую вели битвы М. Блок и Л. Февр, науки, идущей навстречу другим отраслям знаний: примерно до середины 60-х годов она была обращена лицом прежде всего к географии, экономике и социологии, а в последние годы-к психологии, антропологии и лингвистике.

В 60-70-е годы работы Ф. Броделя и его разносторонняя деятельность как организатора научных исследований получают широкое международное признание. С его именем связывают окончательное утверждение заложенного уже в трудах М. Блока и Л. Февра нового типа исторической рефлексии, далеко за пределами Франции стали говорить о «феномене» «Анналов» и об их доктрине как о концепции истории, существенно отличающейся от всех остальных. Ф. Бродель становится почетным доктором университетов Брюсселя, Оксфорда, Мадрида, Женевы, Варшавы, Кембриджа, Лондона, Чикаго и др., его именем называют один из научно-исследовательских центров в США. В эти годы Ф. Бродель прилагал огромные усилия (и не только административные) для решения проблемы междисциплинарных связей. В лекциях и периодических публикациях он неутомимо доказывал необходимость междисциплинарного диалога, боролся против постоянной опасности фрагментации знания13.

Результатом этих усилий Ф. Броделя, как и всех, кто объединился вокруг «Анналов», стало теперь уже практически всеобщее среди французских обществоведов убеждение (зафиксированное в вышедшем в 1982 г. официальном коллективном издании «Науки о человеке и обществе во Франции»), что «в эпистемологическом смысле нельзя иметь социологию или антропологию, оторванную от истории, или историю, оторванную от экономики или антропологии, и психология не может развиваться в отрыве от лингвистики, социологии или биологии. По этим же причинам невозможно развивать собственно социальную науку в отрыве от других наук. Напротив, в рамках научной политики необходимо обеспечить развитие и взаимный обмен достижениями между всеми науками о человеке и обществе»|4.

В 70-х годах произошел заметный поворот в общей ориентации историографического направления, представляемого «Анналами»15. Новые директора журнала-Э. Ле Руа Ладюри, М. Ферро, Ж. Ле Гофф и др.-стали осуществлять коллективное руководство, а Ф. Бродель, хотя формально он и продолжал оставаться одним из его директоров, фактически уже давно покинул свое детище. Все эти перемещения в руководстве журнала-лишь внешние проявления глубоких изменений в общенаучной проблематике, в теоретико-методологической оснащенности и идеологической направленности «Анналов» на третьем, современном этапе их развития.

В научно-исследовательской проблематике отчетливо наблюдается продвижение, как это квалифицируют сами предста вители третьего поколения «Анналов», «от подвала к чердаку», т. е. от геоистории, от экономической и социальной исторической действительности в сферу духовной жизни общества, к истории mentalit?s. В теоретическом плане идет пересмотр всех наиболее важных понятий (глобальная история, социальное время, исторический факт, исторический источник), бывших основополагающими для историков первых двух поколений «Анналов». На уровне идейно-политическом отчетливо просматривается движение от сциентизма к идеологизации, к открытому антимарксизму и антикоммунизму. Все это и вынудило, очевидно, Ф. Броделя сделать призание: «Когда я их [т. е. «Анналы».- Ю. А.] оставил в 1970 г., они не соответствовали уже замыслу ни Блока, ни Февра, ни моему собственному. Я просто перестал лично ими заниматься, поскольку они стали для меня чужими» 16. Что же касается самого Ф. Броделя, то основным предметом его забот в 70-е годы было завершение и подготовка к изданию «Материальной цивилизации»-труда, написанного в духе «классических», а не «обновленных» уже к тому времени «Анналов».

Первый том этой работы под названием «Возможное и невозможное: люди перед лицом их повседневной жизни» вышел в свет еще в 1967 г., а в 1979 г. были опубликованы все три тома этой работы. В соответствии с общим замыслом был несколько переработан и первый том, который в новом издании изменил свое название-«Структуры повседневности: возможное и невозможное».

Трехтомное сочинение Ф. Броделя-это итог тридцатилетнего труда, это фундаментальное, осуществленное в мировом масштабе исследование экономической истории с XV по XVIII в. Объектом исследования здесь является один из переломных периодов истории - период разложения феодального и становления капиталистического общества.

Работа изобилует фактическим материалом, в большинстве своем неизвестным нашему читателю. Она написана на основе архивных источников, с учетом практически всей имеющей отношение к теме литературы. В ней более 5500 сносок, более 500 иллюстраций, карт, графиков, схем, гравюр, фотографий. Излагаемый автором обширнейший фактический материал, охватывающий многие века мировой истории, разные страны и континенты, раскрывает перед читателем до этого неведомые ему многие интересные и значимые реальности из прошлого человечества. В этой связи можно сослаться на американского историка Гекстера, который писал о работах Ф. Броделя: «Его обширное видение, чудо его исторической эрудиции заставляет меня краснеть за мой узкий кругозор и ограниченные знания»17. По словам Гекстера, Ф. Бродель испытывает «огромное удовольствие» и от изложения крупнейших линий развития, и от изложения мельчайших подробностей, иногда подробностей ради подробностей. У него неудержимое стремление путешествовать повсюду, все видеть и обо всем рассказать, у него, как у Рабле, «интерес ко всему»18. «Методологически,-заметил в этой же связи советский историк В. М. Далин,-Бродель-сторонник широчайших обобщений, «глобальной истории», но как иссле-

дователь, как историк он, к величайшему счастью, «искатель жемчуга», пытливейший охотник за конкретными, мельчайши- ми деталями... Это счастливое сочетание и обеспечило Броделю то высокое место во французской исторической науке XX в., которое он занял, несмотря на все спорные стороны его исторической теории»19.

Эту же особенность в творчестве Ф. Броделя подчеркивают и многие его коллеги во Франции. «Среди историков моего по- "101 коления,- пишет один из крупнейших современных медиевистов Ж. Дюби,-думаю, что мало таких, кто бы не был ему обязан чем-то главным. Есть много и таких, которые обязаны ему почти всем». Далее Ж. Дюби перечисляет некоторые свойства творческого почерка, профессионального мастерства Ф. Броделя-его терпеливое трудолюбие, пристрастие к сбору и обработке документов, его ненасытное чтение, дни и ночи в архивах, библиотеках, в его собственном обширном рабочем кабинете, заваленном книгами, ворохами книг 20. И сам Ф. Бродель на вопрос о том, что он главным образом читает, ответил: «Без всякого сомнения-архивы. У меня безудержная страсть к документу, который еще никто не знает, к кипам бумаг, которые еще никто не перелистывал. Я бесконечно предпочитаю рукопись печатному изданию. И еще у меня есть одна плохая привычка: я люблю побывать на месте, посмотреть на вещи с близкого расстояния» 21.

Теперь мы имеем перед собой три тома, в которых воплотилась огромная, подавляющая эрудиция Ф. Броделя, где систематизированы собранные за многие десятилетия и во многих странах мира архивные документы. Уже только по одной этой причине работа представляет большой интерес не только для историков, экономистов, социологов, но и для тех, кто интересуется этнографией, исторической демографией, историей культуры.

В этом самом общем представлении «Материальной цивилизации» нельзя не сказать и о том, что Ф. Бродель неукоснительно следовал правилу: «Дать увидеть-так же важно, как дать понять». В его описаниях неторопливой повседневности есть нечто близкое и по форме, и по существу стилю импрессионистов с характерной для них прозрачной непосредственностью, эмоциональностью и красочностью, что в сочетании с глубоким анализом делает многие страницы работы Броделя яркими и впечатляющими.

И все-таки всякого, кто найдет время прочитать без малого две тысячи страниц трехтомника Ф. Броделя, ожидает не беззаботное удовлетворение любознательности, не легкая прогулка в прошлое, а сложный, труднопреодолимый путь, подобный путешествию на плотах по огромной, полноводной и в то же время извилистой и порожистой реке, которая, то замедляя течение, разливается так, что ее берега теряются из виду, то, оказавшись зажатой меж скал, углубляется, набирает огромную скорость.

Как преодолеть такую реку? Как достигнуть цели-глубже понять и на этой основе критически осмыслить результат многолетнего труда талантливого ученого?

Для этого, очевидно, следует, во-первых, уяснить основные, наиболее важные теоретические принципы, которыми руководствовался Ф. Бродель, приступая к этому очередному своему исследованию, и, во-вторых, попытаться понять общую структуру и отыскать главную идею всей работы, ту ее центральную ось, доминанту, которая если не объясняет все, то все ставит на свои места, всему придает определенный смысл.

Во введении к своему сочинению Ф. Бродель написал, что оно задумано им «вне сферы действия теории, любых теорий- единственно под знаком конкретного наблюдения и одной только сравнительной истории. Истории, сравнительной во времени... сравнительной для возможно более обширного пространства, ибо исследование мое... охватывает весь мир, оно имеет «всемирный» масштаб. Как бы то ни было, на первом плане остается конкретное наблюдение»22.

Очень многие зарубежные авторы, выступавшие с рецензиями на рассматриваемую работу Ф. Броделя, ухватились за эти слова-«конкретное наблюдение... вне каких бы то ни было теорий»-как за своего рода девиз, авторское кредо, как гарантию подлинной научности, непредвзятости, объективности. Однако ничего, пожалуй, не может быть более ошибочного, чем пытаться представить эту работу в виде образчика некоего ползучего эмпиризма. Собственно, и сам Ф. Бродель говорит, что конкретное наблюдение остается лишь на первом плане. А что представляет собой задний план?

Внимательное ознакомление с сочинением Ф. Броделя (на основе изучения его творчества в целом) дает все основания утверждать, что фундаментом этого труда, его каркасом является если и не одна, единая, методологически связная теория, то, уж во всяком случае, некая совокупность основополагающих теоретических положений, над разработкой и обоснованием которых Ф. Бродель трудился многие годы. И начал он эти разработки задолго до того, как приступил к написанию «Материальной цивилизации».

Читателям работы Ф. Броделя, возможно, будет небезынтересно предварительно, хотя бы в самом общем плане, узнать, что представляют собой эти основополагающие, цементирующие его труд теоретические положения, как и когда они разрабатывались.

Так вот, первый и едва ли не один из решающих шагов в этом направлении был сделан Ф. Броделем в конце 30-х годов в процессе переосмысления темы своей диссертации.

Ближайшим видимым результатом этого стало то, что на первом месте в диссертации оказался не Филипп II с его средиземноморской политикой, а Средиземное море и мир Средиземноморья, история этого региона в XVI в. Казалось бы простая перестановка слов в названии темы, не более того. На самом же деле-это внешнее проявление глубокого переосмысления самого назначения исторического исследования, которое, как озарение, стало для Броделя-и не только для него одного-чем-то вроде «Сезам, откройся!» и позволило совершенно другими глазами взглянуть на самый предмет научных изысканий, усмотреть невидимую ранее, но гораздо более удобную для исследователя обзорную площадку, неизмеримо расширившую исторические горизонты. Испанский монарх из всемогущего властелина, из центрального персонажа вселенной превратился в своего рода фигуранта. И произошло это вовсе не потому, что новый ракурс рассмотрения истории затмил или сделал менее примечательными деяния этого владыки. Просто они обрели новый, если и не вполне адекватный, то по крайней мере более соответствующий им масштаб. Политические события, если на них посмотреть с новой, броделевской точки обзора, выглядели как относительно мелкие свершения, лишь поднимающие пыль на очень тоненьком, поверхностном слое исторической реальности. Взору открылись глубинные, гораздо более мощные ее пласты, где зарождались и набирали силу все наиболее перспективные, жизнеопределяющие потоки, где медленно приспосабливались к естественной среде сменяющие одна другую ирригационные культуры, где оживали горы, изрезанные за столетия сетью троп и дорог.

В «Средиземноморье» отчетливо просматриваются все наиболее важные составляющие броделевского видения истории. Главная точка прицела здесь-это «конфронтация» географии и истории, диалектика пространства и времени, постигаемая в самом широком толковании этих двух категорий. Этот сюжет (по меньшей мере со времен Монтескьё) давно и прочно удерживается во французской гуманитарной мысли. До Ф. Броделя он получил наиболее полное воплощение в «географии человека» П. Видаля де Лаблаша, которая, по словам Ф. Броделя, «помогает отыскать самые медлительные структурные реально- 23 Braudel F. La ^ сти>> 23: ЭТИ НвуСТОЙЧИВЫе, НО ДОЛГОВремеННЫе раВНОВеСИЯ Меж-

^ Р ДУ ЛЮДЬМИ, между климатом и почвой, землей и морем, ’vo ’ Р животными и растениями, равновесия, фиксирующие возмож

ности и пределы цивилизации.

В трудах Ф. Броделя диалектика пространства и времени углубляется и получает дальнейшее развитие. Три основные части его книги о Средиземноморье-«Доля среды», «Коллективные судьбы и общее движение», «События, политика и люди»-это три разных плана, три уровня, в которых одна и та же историческая реальность схватывается по-разному, содержательные и пространственно-временные ее характеристики (быстротечные событийно-политические на самом верхнем уровне, значительно более долговременные социально-экономические на более глубоком и почти вневременные природно-географиче- ские на самом глубинном уровне) изменяются.

Различение этих трех уровней (фактически Ф. Бродель усматривает еще несколько уровней и в каждом из этих трех)-это не искусственное рассечение живой реальности, а рассмотрение ее в разных преломлениях. Во второй части книги, где речь идет об экономике, об обществах и цивилизациях, Ф. Бродель старается ответить на вопрос, как приходящие из этой глубины волны возбуждают всю совокупность средиземноморской жизни, каким образом все эти глубинные силы преломляются в таком, напри-

мер, сложном феномене, как война24. С учетом рассмотрения реальности в трех планах война-это область поверхностной, событийной истории, но в этом событии просматриваются и все остальные реальности. Война принимает относительно стабильные формы, которые придают ей сталкивающиеся между собой общества и цивилизации, с их людьми, техникой, финансовыми средствами. И даже такой природный фактор, как времена года, находит (точнее будет сказать, находил) свое проявление в войне: воюют летом, чтобы зимой торговать.

Многие темы, разработанные Ф. Броделем в «Средиземноморье», получили дальнейшее развитие в «Материальной цивилизации». Из всех наиболее важных в методологическом отношении концептуальных установок, руководствуясь которыми Ф. Бродель работал над сочинением «Материальная цивилизация, экономика и капитализм», обратим особое внимание на две: концепцию «глобальной истории» и категорию длительной временной протяженности -la longue dur?e.

Концепция «глобальной истории» получила теоретическое обоснование и конкретно-историческое насыщение в 30-е и последующие годы в трудах М. Блока, JI. Февра, Ф. Броделя и других историков школы «Анналов». Самим французским историкам эта концепция представляется примерно следующим образом. Прежде всего заметим, что ее приверженцы вовсе не требуют, чтобы было сказано «все обо всем», хотя слова «глобальная» и «тотальная» подводят как будто именно к такому толкованию. Чтобы видеть «глобально», вовсе не обязательно охватывать взором всю ойкумену. Глобальный взгляд возможен и на какой-то отдельный объект или определенную проблему с тем, однако, условием, что при этом не искажается жизнь всего общества, не нарушается единство, связность истории, а сам человек не расчленяется на homo religiosus, homo oeconomi- cus, homo politicus и т. д. Эпитет «тотальный» предполагает, что историческая наука охватывает все стороны жизни человека и общества, в том числе и такие, которые, казалось бы, не имеют, или почти не имеют, истории,-свадебные ритуалы, меню постоялых дворов, очертания полей, т. е. те исторические реальности, которые с трудом поддаются изменениям с течением времени и выступают в истории в роли своего рода инертного заполнителя, балласта, а зачастую даже тормоза исторического движения. Речь идет о ментальных, демографических структурах, технологических приемах.

«Глобальная история» предполагает, далее, наличие в исторической действительности нескольких уровней, т. е. ее эшело- нированность в глубину, слоистость, ступенчатость. Эта история означает преодоление не только фрагментарности, но и плоскостного взгляда на историю. Это не фотография, а объемное изображение. В «Материальной цивилизации» есть глава, которая называется «Общество, или Совокупность систем», где говорится, что «глобальное общество» - «большая совокупность» -делится на несколько систем, в числе которых наиболее исследованными являются четыре: экономическая, социальная, политическая, культурная. Каждая из них в свою очередь делится на подсистемы, и так до бесконечности. «Согласно этой

схеме-пишет Ф. Бродель,-глобальная история (или, лучше сказать, история, имеющая тенденцию к глобальности, стремящаяся к тотальности, но никогда не могущая стать таковой) - это исследование по меньшей мере этих четырех систем самих по себе, потом в их взаимоотношениях, в их взаимозависимости, их чешуйчатости»25. «Глобальная история»-это, наконец, еще и динамика взаимосвязанных уровней исторической действительности, которая осуществляется не в виде их единонаправленной и равноускоренной эволюции, а представляет собой неравномерные, смещенные во времени движения, поскольку каждой исторической реальности свойствен свой временной ритм.

Таким образом, «глобальная история» представляла собой шаг вперед по сравнению с французской буржуазной историографией начала XX в., для которой характерны были ограничение объекта исторических исследований, как правило, политической сферой, фрагментарность, упрощенное представление о характере исторических связей, сводимых к элементарной казуальности, и др. Концепция «глобальной истории» повлияла на самый характер мышления значительной части историков, на общую направленность их научного поиска, способствовала существенному расширению объекта исторической науки.

Если рассмотреть эту концепцию в общем течении исторической и социологической мысли, то мы увидим, что многое в ней восходит к Вольтеру и Э. Дюркгейму, к Ф. Гизо и А. Токвилю, к Видалю де Лаблашу, М. Моссу и др. V

На формировании концепции «глобальной истории» сказалось и влияние марксизма, и просматривается оно по нескольким направлениям. Сказалось оно прежде всего в том, что предмет преимущественного внимания истории, которая строится по этой концепции,-история народных масс. Сам факт переориентации от истории героев и разрозненных событий к истории масс и длительным процессам является знаменательным. Именно повышенный интерес к народным массам побуждает обратить внимание на материальные условия их существования, ведет к исследованию социально-экономической истории. И пожалуй, самое главное-именно под влиянием марксизма французские историки пришли к осознанию значимости теории истории, к необходимости разработки теоретических подходов к конкретно-историческим изысканиям. Один из таких подходов они усмотрели в концепции «глобальной истории».

Однако читатель, руководствующийся марксистским материалистическим пониманием истории, увидит, что в рамках того историографического направления, олицетворением которого является Ф. Бродель, историки не смогли найти убедительного решения проблемы целостного охвата общества. Общий взгляд на историю у представителей этого направления лишен монизма: в истории, по их мнению, действует множество сил, факторов, которые способны переливаться друг в друга, и каждый может стать определяющим. Хотя при этом и делается акцент на материальных условиях, экономике, но сама история материальной жизни понимается эмпирически, упрощенно, в плане непосредственного вещного ее выражения. Из экономической и социальной истории выпадает важнейшее звено-отно шения людей в процессе производства. Особенно уязвимой в концепции «глобальной истории» является недооценка способа производства как основы общества, предпочтение отдается структурно-функциональному подходу в ущерб историческому; генетическому. КовдепцшГ «глобальной" истории» представляет собой вполне определенный методологически и ценностно ориентированный подход к истории. Это одновременно и выбор, и ограничение: экономика за счет политики, структура за счет события, проблема за счет хронологии и т. п.

Идея «глобальной истории» достигла апогея в своем разви- \> тии в 60-е годы. Монографические исследования, осуществленные на ее основе26, получили самое широкое признание, а сторонники этой идеи стали олицетворением школы «Анналов» или, как принято говорить в последнее время, французской «но- вой исторической науки».

Позднее отдельные приверженцы этого направления стали развенчивать концепцию «глобальной истории» как познавательную категорию, а примерно с конца 60-х годов произошли изменения и в ориентации исторических исследований-предпочтение отдается локальной проблематике.

Из наиболее ярких примет броделевского видения истории на второе место после «глобальной истории» следует поставить категорию социального времени, и прежде всего такую его характеристику, как То^ие с/игёе- длительную временную протяженность.

Основоположники школы «Анналов» М. Блок и Л. Февр стремились превратить историю в социальную науку. Это было сердцевиной их программы: история должна, по их убеждению, ^ выйти за пределы учения о том, что было однажды, преодолеть / стадию идиографического (индивидуализирующего) мышления \ и стать в один ряд с науками номотетическими (обобщающи- " ми). Непременным условием осуществления этой программы, по их мнению, был решительный отказ от истории-повествования о единичных событиях, от «историзирующей», событийной истории (так уничижительно называли они предшествующую им позитивистскую историографию). Нет науки без теории, история-это не повествование, это постановка и решение определенных проблем. Отсюда и концепция «глобальной истории» как первый шаг на пути превращения истории в науку. Но глобальный подход не есть монополия исторической науки. Он характерен, в частности, и для социологии. Поэтому главное условие самоутверждения истории в качестве равной, а точнее, даже в качестве лидера во всей совокупности социальных наук основатели «Анналов», и особенно их продолжатель Ф. Бродель, усмотрели в концепции социального времени.

В 1958 г. была опубликована статья Ф. Броделя «История и социальные науки. Длительная временная протяженность»27, которая получила широкую международную известность. Эта статья представляет собой, с одной стороны, подведение итогов и теоретическое обобщение конкретно-исторических изысканий как основателей «Анналов», так и самого автора, а с другой стороны, своего рода программу, во многом определившую своеобразие творчества Ф. Броделя. В статье говорится, что начиная примерно с 30-х годов во французской историографии

коренным образом изменилось представление об историческом времени. Раньше оно воспринималось упрощенно и однозначно, как равномерно протекающее календарное время, как заранее данная шкала или ось, на которую историку надлежит лишь нанизать факты-события прошлого. На смену представлению о времени как о бессодержательной длительности пришло представление о социальном, содержательно-определенном времени, а точнее, о множественности времен, разнообразных временных ритмах, присущих разного рода историческим реальностям, о прерывности в течении социального времени.

Г Это более сложное и в то же время более соответствующее объективной реальности понимание времени по-разному воплотилось в работах французских историков. Труды самого Ф. Броделя пронизаны идеей о диалектике трех различных вре- I

менных протяженностей, каждая из которых соответствует определенному глубинному уровню, определенному типу исторической реальности. В самых нижних ее слоях, как в морских глубинах, господствуют постоянства, стабильные структуры, основными элементами которых являются человек,~зеш1яГкос- мос. Время протекает здесь настолько медленно, что кажется почти неподвижным; происходящие процессы-изменения взаимоотношений общества и природы, привычки мыслить и действовать и др.-измеряются столетиями, а тогда и тысячелетиями. Это очень длительная временная протяженность. Другие реальности из области экономической, социальной действительности имеют, подобно морским приливам и отливам, циклический характер и требуют для своего выражения иных масштабов времени. Это уже «речитатив» социально-экономической истории, этими же временными характеристиками отличаются общества и цивилизации. Наконец, самый поверхностный слой истории: здесь события чередуются, как волны в море. Они измеряются короткими хронологическими единицами; это политическая, дипломатическая и тому подобная «событийная» история.

Ф. Бродель понимал, что такая схематизация-упрощение исторической действительности, в которой, по его же мнению, можно выделить десятки, сотни различных уровней и соответствующих им временных ритмов. Кроме того, и внутри каждого данного уровня исторической действительности могут сосуществовать, переплетаться, накладываться одна на другую, как черепица на крыше, несколько временных протяженностей, поскольку они есть не что иное, как формы движения различных областей социальной действительности. Согласование времен, содержательное объяснение подлинных временных ритмов и есть, по мнению Ф. Броделя, надежнейшее средство проникновения в глубины исторической реальности.

Сам Ф. Бродель достаточно четко определил сферу своих личных интересов-эту «почти неподвижную историю людей в их тесной взаимосвязи с землей, по которой они ходят и которая их кормит; историю беспрерывно повторяющегося диалога человека с природой... столь упорного, как если бы он был вне досягаемости для ущерба и ударов, наносимых временем». Ф. Бродель категорически утверждает, что историю в целом

можно понять только в сопоставлении ее с этим необозримым пространством почти неподвижной реальности28.

Вместе с Ф. Броделем в царство «неподвижной истории»29 (так назвал Э. Леруа Ладюри свою вступительную лекцию, прочитанную в Коллеж де Франс в 1974 г.), которая просматривается лишь сквозь призму longue dur?e, целиком и надолго погрузилась почти вся французская «новая историческая наука»._Прак- тически все осуществленные в 60-е и 70-е годы изыскания посвящены вьмвлёникГ долговременных процессов и явлении? Последствия этой переориентации противоречивы. Ф. Броделю и его коллегам, озабоченным превращением истории в науку, не уступающую другим дисциплинам по уровню доказательности и степени вооруженности современными средствами научного анализа, видимо, в наибольшей мере импонировала та сфера исторической реальности, где не было простора для случая, для внезапных зигзагов, где, пусть ценой огромных трудностей, но все-таки можно было отыскать прочные связи, стабильные структуры. В долговременной перспективе лучше просматриваются закономерности, продолжительные тенденции в сфере народонаселения, производства, семейных отношений, умонастроений.

Категорию longue dur?e можно рассматривать, с одной стороны, как определенное позитивное приобретение французской «новой исторической науки». Но, с другой стороны, эта категория, как составная часть концепции социального времени и различных его продолжительностей, далеко не всегда способствует решению кардинальных проблем теории исторического познания и, что еще более существенно, несет в себе значительный и вполне определенный идеологический заряд. Приверженцам концепции различных продолжительностей социального времени правомерно поставить вопрос, сформулированный в свое время К. Марксом по поводу учения Прудона: «Каким образом одна только логическая формула движения, последовательности, времени могла бы объяснить нам общественный организм, ; в котором все отношения существуют одновременно и опи- J раются одно на другое?»30

Для «новой исторической науки», в отличие от марксизма, этот вопрос остается не только не решенным, но даже и не сформулированным научно. Это относится и к тем трудам, которые считаются высшими достижениями этой науки. В них много говорится о прерывности и непрерывности времени, о разной длительности временных протяженностей, об их цикличности, «наложениях», «сосуществованиях», «переплетениях», «пульсациях» и т.п. Благодаря такому разнообразию временных оттенков воспроизводимая историческая реальность становится богаче, вырисовывается конкретнее, детали предстают перед читателем более образно, ярко. Но при этом, как правило, нет главного-ответа на вопрос, как же согласуются все эти времена, что является для них общим знаменателем.

Французские историки-марксисты неоднократно указывали на методологические слабости концепции различных продолжительностей социального времени. П. Вилар, например, отмечал, что иногда историю пытаются превратить в производное от

времени, a не наоборот-посмотреть на время, а именно на его дифференциацию, как на производное истории. Вилар ссылается в этой связи на французского философа-марксиста JI. Аль-; тюссера, который однажды упрекнул историков в том, что они «довольствуются констатацией, что есть время большой, средней и короткой протяженности, и выводят из этого заключение об интерференциях как о продукте встречи этих протяженностей, вместо того чтобы увидеть в них продукт того, что их обусловливает,- способ производства»31.

Многие из реально существующих в истории противоречий (например, события и структуры, эволюция и революция, изменения и постоянства и др.) решаются на основе концепции longue dur?e не диалектически, не конкретно-исторически. «Вся историография,-пишет один из адептов «новой исторической науки» П. Нора,-обрела свой современный облик именно путем избавления от события, отрицания его значимости, путем его растворения»32. Налицо и реальные последствия этой модернизации. Событие-господин для традиционной историографии-превратилось в несобытийной «новой исторической науке» в пену на гребне волны, его можно теперь вовсе не замечать, оно, даже если таковым оказывается, например, революция, лишь отвлекает внимание от обозрения в перспективе longue dur?e суперструктур, неподвижностей, больших амплитуд, повторений и закономерностей, циклов и интерциклов.

Опираясь на эту концепцию longue dur?e, французская «новая историческая наука», как справедливо отметил современный французский историк-марксист М. Вовель, тяготеет вообще к неподвижности, «ставит под вопрос само понятие изменения, внезапных перемен в истории»33. В конечном итоге исторический процесс, воссоздаваемый на основе этой концепции, предстает в урезанном виде, из него изымается ключевой элемент, источник движения общества-социальный конфликт, классовая борьба, революция.

Работа Ф. Броделя «Материальная цивилизация» отличается не только обширностью и необычностью замысла, но и сложностью, оригинальностью построения. В первых двух томах осуществляется типологическое исследование трех предварительно смоделированных автором пластов экономической истории-повседневной жизни, рыночной экономики и капитализма; в третьем томе исследованные типологически реальности выстраиваются в хронологический ряд. Всю работу Ф. Броделя можно образно представить в виде многоэтажного сооружения, вписанного в естественный и опять-таки разноплановый рельеф местности. Три пласта экономической жизни-материальная повседневность, рыночная экономика и капитализм-все располагаются лишь на одном из уровней исторической реальности, постоянно находящихся в обозрении Ф. Броделя: процессы, явления и течения на экономическом уровне постоянно соприкасаются, перемешивают воды, взаимодействуют с тем, что происходит на социальном, политическом и культурном уров нях. И еще один план в броделевском рельефе: наблюдения, констатации и выводы также имеют свою иерархию, существенно различаются по характеру, полноте и многограннс^сти. При первом прочтении этой работы взгляд останавливается прежде всего на реальностях множества конкретных историй-истории пшеницы, риса, кукурузы, истории питания вообще, истории жилища и пр., словом, истории некоторых общих проявлений материальной культуры от эпохи Возрождения до промышленной революции. В этом же ряду рассматриваются история рынков, ярмарок, биржи, международной торговли, история социо- экономических образований, связанных множеством невидимых нитей, без четко очерченных пределов и как бы накладывающихся на существующие административные границы, и т. п. Все это-конкретно-исторический срез. Но в работе просматриваются еще по крайней мере два уровня теоретических обобщений. Один из них-это общий взгляд на мировую экономическую историю с XV по XVIII в.: общая конфигурация этого исторического периода, обоснованность его хронологических рубежей, отличительные сущностные характеристики. И наконец, самый высокий уровень теоретических обобщений: об историческом движении в целом, о социально-экономической структуре общества, о соотношении эволюции и революции, об обусловленности и общей направленности общественного развития и др.

Все сказанное призвано подчеркнуть, что к «Материальной цивилизации» Ф. Броделя можно отнести слова Л. Февра о «Средиземноморье»: это «книга, которую надо читать с карандашом в руках, книга, над которой надо долго размышлять» 34.

Какова же ее главная, стержневая идея? Поначалу кажется, что ключ к разгадке этого вопроса лежит на поверхности, в самом названии книги: три этажа экономической истории-материальная жизнь, экономика, капитализм. Все это действительно не обочина, а главное содержание работы, и на первый взгляд представляется вполне возможным принять эту тройственность за главную идею работы, тем более что и сам Ф. Бродель во введении как бы нацеливает читателя именно на этот сюжет как на центральный, все объясняющий. «Эта трехчастная схема,- пишет он,-которая мало-помалу вырисовывалась передо мной по мере того, как наблюдаемые явления почти сами собою „раскладывались по полочкам“...».

Однако не будем спешить. В Заключении ко всей работе автор говорит уже о капитализме как о главном звене, как о структурообразующем начале всех трех томов. «Можно ли,-задается он вопросом,-сделать из него главнейшую модель многовекового пользования?» И тут же отвечает: «Капитализм, такой, каким я его понял, проявил себя на протяжении всей этой работы хорошим индикатором».

Именно эти две темы: одна-тройственность, другая-капитализм,-подсказанные самим же Ф. Броделем, приняли за стрежневые практически все рецензенты этого труда на Западе. Но пристальное его изучение, как и других работ Ф. Броделя, позволяет по меньшей мере усомниться в том, что именно эти темы могут прояснить общий замысел, сущность, центральную мысль «Материальной цивилизации».

Трехэтажная схема экономической жизни и капитализм действительно выполняют функции теоретических моделей, которые служат индикаторами. Но ведь проблема состоит в том, что выверяется с их помощью, на какие вопросы, кроме касающихся самих этих моделей, ищет ответы автор в ходе всего исследования.

Наиболее четко цель всего исследования сформулирована в предисловии, которое предпослано первому тому издания 1967 г. Отметив уже в самом начале предисловия, что всеобщая история всегда требует какой-то общей схемы, по отношению к которой выстраивается все объяснение, Ф. Бродель пишет: «Такая схема неизбежно навязывает себя сама: с XV по XVIII в. жизнь людей была отмечена некоторым прогрессом, если, конечно, не понимать это слово в современном его смысле непрерывного и быстрого роста. Длительное время имел место медленный, очень медленный прогресс, прерываемый быстрыми попятными движениями, и только в течение XVIII в., и опять-таки лишь в некоторых привилегированных странах, была найдена, чтобы уже никогда не потеряться из виду, хорошая дорога... Всестороннее исследование этого прогресса, дискуссии, которые он вызывает, отблески, которые его освещают, очевидно, и расположатся по главной оси этой работы» (р. 9).

Итак, основной целью всего исследования в 1967 г. Ф. Бродель считал выяснение того, «каким образом тот строй, та сложная система существования, которая ассоциируется с понятием Старого порядка, каким образом она, если ее рассматривать во всемирном масштабе, могла прийти в негодность, разорваться; как стало возможным выйти за ее пределы, преодолеть препятствия, свойственные этой системе? Как был пробит, как мог быть пробит потолок? И почему лишь в пользу некоторых, оказавшихся среди привилегированных на всей планете?» (р. 12).

В издании 1979 г. такой четкой постановки задачи уже нет. Почему? Трудно с полной определенностью ответить на этот вопрос. Возможно, это объясняется тем, что в 50-60-х годах усиленно разрабатывались и получили широкую популярность всевозможные теории экономического роста (У. У. Ростоу, Р. Арон, С. Кузнец, Ф. Перру и др.)35. Все тогда буквально млели перед этим ростом. Не исключено, что и Ф. Бродель не устоял, откликнулся на эту захватывающую для того времени тему,

о которой тогда еще можно было говорить во весь голос. В конце 70-х годов, когда капиталистический мир переживал глубокий структурный кризис, об экономическом росте уже не принято было говорить так громко. Четкой формулировки главной исследовательской задачи нет во втором издании, может быть, и потому, что только в ходе самого исследования Ф. Бродель стал в полной мере осознавать грандиозность первоначального своего замысла. В самом деле: поставить перед собой цель воспроизвести на основе конкретно-исторического материала общую картину экономической жизни мира продолжительностью более чем в четыре столетия, представить ее в виде единой сис-

темы, установить моменты нарушения в этой системе, указать на узловые точки, в которых произошли разрывы, и при этом ответить на вопрос «почему»-такая задача кажется вообще непосильной для одного, пусть даже очень талантливого ученого. Может быть, все это и повлияло в какой-то степени на то, что формулировка основной задачи всего исследования во втором издании звучит более приглушенно, ее уже надо прочитывать на многих страницах, реконструировать по смыслу всего содержания работы. Но она все-таки осталась неизменной-вопрос о том, почему и как одна система пришла на смену другой, остался главным, а все содержание работы-это и есть попытка ответа на него. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание, как формулируются главные задачи каждого из трех томов, и изучить содержание шестой главы третьего тома «Промышленная революция и экономический рост», которой принадлежит особое место во всей работе: она представляет собой не одну из множества глав, а скорее общее заключение, наиболее полный ответ на основной вопрос всего исследования.

В первых двух томах-«Структуры повседневности: возможное и невозможное» и «Игры обмена»-выявляются такие элементы общей структуры мировой экономики ХУ-ХУШ вв., которые выступали в роли побудителя или тормоза исторического движения. Первый том-это «взвешивание мира», «попытка выявить пределы возможного в доиндустриальном мире» (т. I). Ф. Бродель рассматривает самые разнообразные сферы материальной, повседневной жизни людей-питание, одежду, жилище, технику, деньги-и всегда с одной целью: отыскать «правила, которые слишком долго удерживали мир в довольно трудно объяснимой стабильности» (т. I, с. 38). В этом томе внимательно исследуются и те медленные изменения отдельных элементов структуры мира, накопления, неравномерные продвижения вперед, которые незаметно, но все-таки создали ту критическую массу, взрыв которой в XVIII в. изменил облик мира.

Во втором томе («Игры обмена») «делается очная ставка» «рыночной экономики» с «капитализмом», дается объяснение этим двум пластам экономической жизни путем выявления того, как они перемешиваются между собой и как противостоят 17 друг другу.

Это подразделение экономической жизни на рыночную экономику и капитализм, как полагает сам Ф. Бродель, читатели, вероятно, сочтут наиболее спорным моментом в его работе. Разве возможно, формулирует он сам предполагаемый вопрос оппонента, не только противопоставить рыночную экономику и капитализм, но даже провести слишком четкое различие между ними? После долгих колебаний, признается Ф. Бродель, он все- таки пришел к убеждению, что рыночная экономика развивалась в рассматриваемый период, встречая противодействия как снизу, так и сверху, т. е., с одной стороны, за пределами ее досягаемости оставалась огромная масса инфраэкономики-материальная, повседневная жизнь, которую рыночная экономика не могла ухватить, а с другой стороны, рыночная экономика противодействовала капитализму, которым в то время (как, впро-

Так представляется спорность этой проблемы самому Ф. Броделю, он ее усматривает в самой правомерности различения этих двух пластов экономики. Здесь действительно есть тема для дискуссии. Но главная проблема все-таки не в этом. На уровне анализа такое различение допустимо, а вот на уровне синтеза, на уровне теоретических обобщений, на первый план выдвигается совсем другой вопрос: что представляет собой по существу капитализм, который, по мнению Ф. Броделя, отличается от рыночной экономики и противостоит ей? В ответах Ф. Броделя на этот вопрос, а он возвращается к нему многократно на протяжении всей работы, проявляются едва ли не самые слабые и, с марксистской точки зрения, наиболее ошибочные положения его видения истории. Типологически-в соответствии с построением второго тома-Ф. Бродель рассматривает капитал и капитализм как один из секторов экономической жизни, как ее третий, верхний этаж, и размещает его преимущественно в сфере спекуляции, торговли на дальние расстояния, в сфере банковского кредита. Производственной сфере Ф. Бродель существенного внимания в работе не уделяет. Даже с учетом того, что речь здесь идет о доиндустриальном периоде истории, необоснованность такого смещения акцентов налицо. Далее, капитал для Ф. Броделя-это главным образом «результат предшествовавшего труда и труд накопленный» (Ч. II, р. 207), а не результат определенных общественных производственных отношений, не результат эксплуатации наемных рабочих, лишенных средств производства и вынужденных продавать свою рабочую силу. Именно поэтому, очевидно, Ф. Бродель, говоря на протяжении всех трех томов о бедных и богатых, о роскоши и нищете, о социальном неравенстве вообще, отлично _ понимая, что благополучие немногих покоится на лишениях \ большинства, воспринимает эти реальности как вполне естест- J ‘венные явления, в лучшем случае как неизбежное зло, но не как состояние общества, которое должно и можно преодолеть. - Если вернуться к исходной проблеме второго тома-к сопоставлению рыночной экономики и капитализма,-то она разрешается в строгом соответствии с главной идеей всей работы. По существу, здесь делается попытка воссоздать складывающиеся в веках пространственно-временные конфигурации социально- экономической картины мира и представить этот процесс как необходимый этап на пути к смене одной экономической системы, в рамках которой возможен лишь традиционный рост, другой системой, характеризующейся современным типом экономического роста. Сопоставление рыночной экономики и капитализма позволяет увидеть, как формировался потенциал экономического роста, каким образом медленно, шаг за шагом устанавливалось и развивалось равновесие, «достигавшееся непрерывным взаимодействием различных факторов и агентов производства, трансформацией структурных отношений между землей, трудом, капиталом, рынком, государством и другими социальными институтами» III, р. 512).

В третьем томе-«Время мира»-ставится задача «организо-

вать историю мира» во времени и пространстве (безусловно, при этом упрощая ее, как признает сам Ф. Бродель) так, чтобы «расположить экономику рядом, ниже и выше других соучастников дележа этого времени и пространства: политики, культуры, общества» III, р. 8-9). В ходе реализации этого замысла третий том стал своего рода перекрестком, на котором встретились общие пространственно-временные характеристики из теоретического арсенала Ф. Броделя с конкретными реальностями из рассматриваемого периода. Приливы и отливы в истории мировой экономики, взаимозависимость производства и распределения материальных благ в разных регионах проявляются то в виде сравнительно кратковременных событий продолжительностью 3-4 года, 10, 25-30 лет, то в виде вековых циклов с кризисными вершинами в 1350, 1650, 1817 гг., то как вектор еще более длительной временной протяженности.

Все эти подвижки на уровне экономической истории, на- кладываясь на общую ось времени, иногда объединяются и дополняют одна другую, иногда, наоборот, вступают в противоречия и разбиваются друг о друга.

Новым словом Ф. Броделя в третьем томе является его попытка представить мировую экономическую историю как чередование на протяжении пяти-шести веков господства определенных экономически автономных - ёсопот1е$-топс1е$ - регионов мира, выделение Дальневосточного, Уралоазиатского, Евроатлантического континентов, в которых не только чувствуется наличие единого центра, но и ощущаются единые временные ритмы для каждого из них. И все это, вместе взятое, опять-таки подчинено исходной, основной идее всей работы-высвечиванию «переходов от одной системы к другой» 0. III, р. 69); на каждом этапе истории-от подъема итальянских городов Венеции и Генуи до промышленной революции в Англии,-автор, анализируя причины подъемов и упадков ёсопот1е5-топс1е5, выверяет в конкретно-исторической хронологической последовательности основные свои гипотезы, изложенные им в первых двух томах.

Чтение многих разделов третьего тома доставляет настоящее удовольствие. По разным причинам. Прежде всего, автору удается (разумеется, далеко не всегда и далеко не во всем) воссоздать почти зримый образ единого мира, связанного множеством самых разнообразных и иногда хорошо различимых нитей. Большую роль при этом играют не только теоретические рассуждения, цифровые выкладки, выявленные для многих ре-| гионов мира единые периоды подъемов и спадов (об их доказа-| тельности, убедительности опять-таки надо говорить особо), но" и многочисленные, умело, с любовью подобранные иллюстрации-карты, схемы, фотографии. Немаловажное значение имеет здесь и авторский пафос. Ф. Бродель постоянно дает понять, что сокровенная цель истории, ее настоящее призвание-в объяснении современности. «Прошлое,-пишет он,-всегда в состоянии сказать свое слово. Неравенство мира [современного- Ю. А] воспроизводит структурные реальности, очень медленно утверждавшиеся и очень медленно сглаживающиеся» (I. III, р. 38). В одной из своих статей Ф. Бродель, говоря о тех возможных точках сопряжения, которые помогли бы всем наукам о человеке и обществе совместно продвигаться к единой цели постижения истины, назвал три направления: математизация, при- p. ?crits sur if вязка к пространству, длительная временная протяженность36. 1969, В третьем томе он продемонстрировал, как можно применить

эти методы не только в теоретическом, но и в конкретно-исто- рическом плане, и в этом, пожалуй, одно из наиболее значимых достоинств его работы. Пространство и время перестали у него выступать в роли запоздалых пришельцев со стороны в историческое исследование, уже после того, как что-то было увидено, проанализировано, воссоздано. Они обрели свой подлинный смысл: стали формой сосуществования и изменения всех составляющих исторического движения. Важная методологическая посылка Ф. Броделя: если время и не «создает свое содержание, оно на него воздействует, придает ему форму, реальность» (t. III, р. 68)-доказала свою плодотворность.

Но в этом отношении не все разделы третьего тома написаны ровно, есть в нем и такие положения и идеи, которые покажутся советскому читателю дискуссионными, недостаточно обоснованными. Иногда целые разделы в работе Ф. Броделя даны как бы в виде эскизов или объективистских констатаций, после прочтения которых невольно возникает вопрос: «Интересно, а что же по этому поводу думает сам Фернан Бродель?» Некоторые идеи Ф. Броделя будут, очевидно, восприняты советским читателем как неприемлемые в принципе, как не соответствующие марксистскому способу анализа и восприятия истории.

В этом можно еще раз убедиться, если взглянуть на работу Ф. Броделя через призму всей совокупности идей, концептуальной и терминологической оснащенности немарксистской французской историографии 60-70-х годов.

В области экономической истории большинство исследований в этот период было сконцентрировано вокруг одной крупной проблемы: общая эволюция экономики на отрезке времени с XIV по XIX в. Главная задача исследований состояла в том, (чтобы разработать модели, соответствующие различныкгтипам С эволюции экономики так называемого «традиционного обще- V/ I ства» и пришедшего ему на смену «общества экономического " роста». Вторая задача, вытекающая из первой, сводилась к установлению (в зависимости от региона, отдельной страны или даже различных районов одной страны) моментов перехода, взлета, отрыва (take-of?), от одного типа экономики данного общества к другому.

Общими почти для всех работ, посвященных исследованию указанной проблемы, стали такие понятия, как «структура», «конъюнктура», «модель», «цикл». Все эти понятия в свою очередь выступают в роли главных составляющих той части броде- левской концепции «глобальной истории», в которой трактуют- ; ся эшелонированность исторической действительности и циклический характер эволюции общества. Следует сказать, что в конкретных исследованиях, как правило, не дано обоснования названных понятий или развернутой их характеристики. Струк-

тура обусловлена безличными силами (география, климат, биосфера, плодородие почв) и так замкнута, что тысячелетиями не поддается изменениям. Структурой считается духовный» .о склад или глубоко укоренившиеся обычаи, привычный образ", 1 мышления, этнические предрассудки и т. п. Под структурой " иногда подразумеваются самые глубинные явления в экономике, обладающие такими свойствами, как устойчивость во времени, сопротивляемость изменениям. Такое понимание лежит, например, в основе утверждения, что в условиях Франции до 1860 г. (а в определенном смысле и до 1880-1890 гг.), бесспорно, сохранялись признаки экономики «старого типа». В других случаях понятие «структура» употребляют применительно к обществу в целом, имея в виду «традиционное общество» или «общество экономического роста». Конъюнктура понимается как / \ определенный период эволюции с характерным именно для это- "1 ] го периода сочетанием различных тенденций (совокупность де- / мографических изменений, технология производства, движение) цен и заработной платы и даже духовные и культурные сдвиги),

/ на основе сопоставления которых разрабатывается модель, со- I

ответствующая данному периоду. Понятие «цикл» употреб- V. ляется применительно и к структуре, и к конъюнктуре. В зависимости от глубины, где протекают процессы, проявляющиеся в, этих циклах, последние могут продолжаться и несколько лет, и несколько столетий.

В полном соответствии с этой общей ориентацией решается основной вопрос, сформулированный Ф. Броделем в предисловии к изданию 1967 г. Медленные ^накопления не только и не главным образом богатств, а прежде всего навыков, технических решений, соответствующих способов мышления, а также совершавшиеся столь же медленно в ходе традиционного роста структурные преобразования в отношениях между человеком и природой, между рынком и капиталом, капиталом и государством и т. д. и т. п., подготовили условия для промышленной революции. Все эти медленные накопления и структурные преобразования вписываются в перспективу longue dur?e. Что же касается собственно промышленной революции, в ходе которой осуществился отрыв, переход (take-off) к современному типу экономического роста,- это конъюнктурный момент, удел сравнительно короткого времени и стечения совсем иных обстоятельств, отличных от тех, что берут свое начало как минимум в XIII, а то и в XI в.

Таким образом, мы имеем перед собой еще одну хорошо знакомую, довольно типичную для немарксистской общественной мысли попытку экономико-технологического объяснения исторического процесса на основе методологии и идеологии «исторического континуума» (t. Ill, р. 465).

Не случайно поэтому Ф. Бродель, постоянно говоря на протяжении всей своей работы о капитализме, не отметил главное в исследуемом им историческом периоде-зарождение и становление капитализма как способа производства, как социально- экономического строя общества. Поскольку капитализм для Ф. Броделя-это всего лишь один из секторов экономики, он наделяет его к моменту промышленной революций уже почти

восьмисотлетней биографией (I. III, р. 538). «История,-пишет Ф. Бродель,-есть кортеж, шествие, сосуществование способов производства, которые мы слишком склонны рассматривать в последовательности веков истории. Фактически же эти различные способы производства тесно связаны друг с другом. Самые передовые зависят от самых слабых, и наоборот: развитие-оборотная сторона отставания» (Ч. III, р. 55). В этих словах есть зерно истины.

Ф. Бродель очень часто ссылается на К. Маркса и, как правило, выражает согласие с ним37.

Так, в Заключении к первому тому Бродель пишет: «Маркс прав: разве тому, кто владеет средствами производства, землей, судами, станками, сырьем, готовым продуктом, не принадлежит и господствующее положение?.. Это значит вернуться к языку Маркса, оставаться на его стороне, даже если отказаться от его точных выражений или слишком строгого порядка, в котором вынуждено двигаться всякое общество, переходя от одной из своих структур к другой» (т. I, с. 596).

Многое готов принять и принимает Ф. Бродель из марксизма. Но ему чуждо выработанное историческим материализмом понятие общественно-экономической формации, закономерного развития общества.

В итоге, видимо, не случайно общая панорама исторических событий ХУ-ХУШ вв., пусть даже по преимуществу событий экономических, оказалась существенно обедненной. Последовательность мировой истории предстает в заключительном томе в виде перехода главенства от одного экономического региона- ёсопот{ез-топ(1е5-к другому. Генуя, Венеция, Ганза, Антверпен, Амстердам, главенство голландское, английское, национальные рынки, промышленная революция и экономический рост-вот и все герои этого тома. Они представлены интересно, во многом очень интересно, некоторые из них, как, например, ёсопоткэ- топАеь, впервые так полно, жизненно. И вместе с тем мировая история выглядит здесь все-таки однобоко. Она была в этот период более насыщенной, извилистой, разнообразной и в то же время более человечной.

Мы указали лишь на некоторые спорные и ошибочные, с нашей точки зрения, положения Ф. Броделя. Читатель обратит, очевидно, внимание и на другие. Но иную ситуацию было бы трудно себе представить. Задача, которую пытался решить Ф. Бродель,- поистине грандиозна. На многих дорогах и тропах исследования автор был первопроходцем, порой, наверное, было просто трудно справиться с огромным материалом, в каждом отдельном случае одинаково тщательно систематизировать и осмыслить его. Но путь все-таки пройден, и мы имеем перед собой три тома работы Ф. Броделя, о которой можем с полным основанием сказать: это крупное событие в мировой исторической науке и значительное приращение исторического знания. И в этом смысле работа Ф. Броделя представляет большой интерес и будет весьма полезной для советского читателя.

Афанасьев Ю. Н.